ЧАСТЬ 3. ЗЕМЛЯ-КАЛЛИСТО. «Каллистяне»

У этого термина существуют и другие значения, см. Каллисто (значения).

Каллисто
Обложка первого издания романа
Жанр:	Научно — фантастический роман
Автор:	Георгий Мартынов
Язык оригинала:	русский
Дата первой публикации:	1957
Издательство:	Детгиз
[lib.ru/RUFANT/MARTYNOW/kallisto.txt Электронная версия]

«Калли́сто»

(другое название
«Планетный гость»
) — научно-фантастический роман 1957 года советского писателя Георгия Мартынова. Первый роман дилогии, второй роман которой — «Каллистяне» (1960).

Сюжет

Действие романа происходит в Советском Союзе в недалёком будущем относительно времени его написания.

Космический корабль, имеющий форму белого шара 30-метрового диаметра, замеченный земными астрономами ещё при подлёте к Земле, опускается на её поверхность на территории СССР, в Курской области, в десяти километрах к югу от посёлка Золотухино.

Вокруг севшего корабля организуется временный лагерь, живущие в котором советские и иностранные учёные и журналисты с нетерпением ждут встречи с пришельцами, однако экипаж корабля выходит из него только через 19 дней, 15 августа. Люди и пришельцы (высокие чёрнокожие гуманоиды) начинают изучать друг друга. Выясняется, что гости прилетели с планеты из системы Сириуса, на которой давно построен коммунизм. У людей эта планета получает название «Каллисто» (название не имеет отношения к спутнику Юпитера), по приблизительному созвучию с её труднопроизносимым оригинальным названием, а её жителей называют «каллистяне».

Каллистяне изучают жизнь землян и делятся с ними информацией о своих технологиях (новые химические элементы, медицинские технологии, принципы конструкции реактивных двигателей и т. д.). Капиталистические страны опасаются, что технологии будут монополизированы СССР и использованы в военных целях. Агент разведки некоей неназванной крупной державы предпринимает попытку убить каллистян и разрушить их корабль, однако эта диверсия терпит неудачу.

Каллистяне улетают на свою планету, с ними летят два молодых землянина — врач Пётр Широков и астроном Георгий Синяев. Описанию их полёта и пребывания в системе Сириуса посвящена вторая книга дилогии — «Каллистяне».

Георгий Сергеевич Мартынов Каллистяне

Каллисто Ц 2

Каллистяне

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ЗЕМЛЯ-КАЛЛИСТО

Открылась бездна звезд полна; Звездам числа нет, бездне дна. М. Ломоносов

ГЛАВА ПЕРВАЯ

В ПУСТОМ ПРОСТРАНСТВЕ

За долгие тысячелетия разум человека привык к факту существования Солнца. Представить себе мир, не имеющий Солнца, очень долгое время казалось невозможным. Ночь не давала такого представления, так как человек знал, что Солнце все-таки существует, хотя временно и невидимо. Потом человек узнал, что есть в мире места, где Солнце не светит, но он представлял их себе чисто отвлеченно. На Земле таких мест не было, а удалиться от нее человек не умел. Мир без Солнца был миром теоретическим, доступным только разуму, а не чувствам человека Земли. И вот Солнце исчезло! Оно стало во всем подобно другим звездам, окружившим звездолет Каллисто со всех сторон. Его даже трудно было найти на небе, усеянном бесчисленным количеством таких же блестящих точек, как и оно. Так слабо светило лучезарное Солнце Земли, что на него можно было смотреть через оптические приборы корабля совершенно так же, как и на любую другую звезду. Это было так странно, так противоречило вековому опыту человека, что Георгий Николаевич Синяев, привыкший как астроном к мысли, что Солнце обыкновенная звезда, с трудом мог убедить себя в том, что слабая звездочка, которую он видит в окуляре, действительно то самое Солнце, возле которого, где-то совсем близко, находится его родная планета, неразличимая на таком расстоянии. Вид неба поразительно изменился. Ни одного из знакомых с детства созвездий не было видно. Все звезды изменили свое положение, «перепутались», и он с изумлением убеждался, что не может найти ни одной из них. Вернее, не мог найти в первое время. Теперь, когда прошло семь месяцев полета, с помощью Вьеньяня Синяев научился находить так хорошо ему знакомые прежде звезды в их новом расположении относительно друг друга. Но, как это ни странно, Солнце «терялось» для него чаще других звезд. Труднее всего найти на небе было именно его. Это непонятное обстоятельство долгое время оставалось загадкой для Синяева, но, когда в одной из бесед Вьеньянь рассказал ему, что после отлета с Каллисто испытывал то же самое затруднение относительно Рельоса, молодой астроном понял причину. При отыскании любой звезды он мог немного ориентироваться по расположению Млечного Пути, который с борта корабля имел точно такой же вид, как и с Земли, а видеть Солнце относительно этого Млечного Пути ему никогда прежде не приходилось. Оно всегда казалось обособленным от других звезд, не имеющим с ними никакой связи. Смотреть на Солнце как на звезду надо было привыкнуть. Но если находить Солнце и звезды было трудно, то изучать их с помощью многочисленных и совершенных приборов астрономической обсерватории звездолета было наслаждением. Абсолютная пустота за бортом создавала идеальные условия, о которых астрономы Земли могли только мечтать. Синяев работал с увлечением, до минимума сократив часы отдыха. Он делал это не только из научной любознательности. Работа помогала бороться с мыслями о Земле, об оставленных на ней близких людях. Он понимал, как мало шансов застать по возвращении отца и мать живыми, и хотя ни минуты не раскаивался в своем решении лететь на Каллисто, думать о родных было тяжело и трудно. То же самое происходило и с Широковым. Он был одинок, у него не осталось на Земле любимой семьи, но разлуку с родной планетой он переживал, пожалуй, еще тяжелее. Единственное, чем он мог заняться, были переводы на каллистянский язык взятых с собой книг, а здесь все – каждая строчка, каждое слово – напоминало покинутую Землю, все говорило только о ней. Петр Аркадьевич, подобно своему другу, работал «с утра до ночи». Каллистяне с неизменным радушием и заботливостью относились к своим гостям, всеми силами стараясь помочь им справиться с тоской, понимая, как тяжел именно первый год разлуки с родиной. Они сами пережили точно такое же состояние, когда корабль удалялся от Каллисто, двадцать два земных года тому назад. Звездолет находился в пути уже восьмой месяц по земному счету. Почти два триллиона километров отделяло его от Солнца и Земли. Медленно и постепенно увеличивая скорость, он летел сейчас с непостижимой для ума быстротой, каждую секунду оставляя позади свыше ста девяноста тысяч километров. Беззвучно и непрерывно работали могучие двигатели корабля, прибавляя к его скорости девятьсот шестьдесят четыре километра каждые сутки. (То есть каждые двадцать четыре часа. Суток, в обычном понимании этого слова, на корабле, конечно, не было.) Ускорение, а следовательно, и сила тяжести, равнялось десяти метрам в секунду, и экипаж чувствовал себя так же, как на Земле или Каллисто. Еще четыре месяца двигатели будут работать, а затем звездолет как небесное тело будет двигаться по инерции. Только на расстоянии трех триллионов четырехсот тридцати двух миллиардов километров от Рельоса двигатели снова заработают, чтобы так же постепенно замедлить скорость. Широков и Синяев уже настолько хорошо овладели каллистянским языком, что могли говорить со своими хозяевами на любую тему. Наконец-то они смогли задать вопрос, так сильно интересовавший ученых и инженеров Земли: что давало силу двигателям корабля, что служило для них «горючим»? Ответ не был неожиданным. Ученые Земли пока еще в принципе, но уже представляли себе конструкцию мезонной ракеты и те возможности, которые она открывает для астронавтики. Было только неясно, как получать струи античастиц, где хранить антивещество, чтобы не происходило аннигиляции. Каллистяне все это знали. Но их мезонная техника настолько опередила представления о ней людей, что не было ничего удивительного в том, что Смирнов и Манаенко, занимаясь на Земле изучением двигателей звездолета, так и не поняли, что перед ними не атомный, а мезонный двигатель. К тому же каллистяне из вполне понятных опасений не допускали земных ученых туда, где хранилось антивещество. Звездолет каллистян был мезонным и атомным одновременно. Для полета на малой скорости вблизи Земли и в ее атмосфере каллистяне пользовались атомной энергией, а в межзвездном пространстве переключали двигатели на мезонную. Но отражающего рефлектора на корабле не было. От чего отражалось мощное излучение, создаваемое аннигиляцией, для Широкова и Синяева так и осталось неясным. Это была техника, еще не доступная пониманию землянина. За семь месяцев они привыкли к кораблю и чувствовали себя на нем как дома. Люди Земли жили одной жизнью (вернее, старались жить) со своими хозяевами. Это было нетрудно. Каллистяне обладали поразительной чуткостью и, казалось, понимали самые тонкие оттенки мыслей и настроений своих земных друзей. Ни разу не было случая, чтобы кто-нибудь из каллистян навязывал свое общество, когда по той или иной причине люди хотели остаться одни. Каллистяне безошибочно угадывали такие мгновения, точно обладали способностью читать мысли. Первое время, да, пожалуй, и все десять месяцев пребывания звездолета на Земле, люди с трудом отличали одного каллистянина от другого. Они все казались «на одно лицо». Теперь Широков и Синяев отличали их так же легко, как своих земных друзей и знакомых. Им было странно вспомнить, что они могли раньше не замечать столь очевидной разницы. Так же, как люди, каллистяне были не похожи друг на друга. И не только чертами лица. Невозмутимый и даже флегматичный Мьеньонь резко отличался от впечатлительного Синьга, вдумчивый, редко улыбающийся Диегонь – от жизнерадостного, любящего шутку и острое слово Леньиньга. Между Бьяининем и Вьеньянем не было, казалось, ничего общего – настолько различны были их характеры и даже манера разговаривать. Общим для них всех было только одно – то, что побудило их принять участие в космическом рейсе, – любовь к знанию. Широков и его друг временами забывали, что они сами не каллистяне, настолько тесно сблизились представители двух планет. И те и другие думали и говорили об одном и том же – о времени, когда звездолет домчит их до Каллисто. И те и другие по разным причинам, но одинаково нетерпеливо ожидали этого дня. Широков почти все время проводил в своей каюте, занимаясь переводами. Ему усердно помогал Бьяининь, не прекративший изучать русский язык и сделавший в нем значительные успехи. Правда, говорил он, сильно искажая произношение слов, с несвойственной русскому языку мягкостью звука, но мог читать и понимать почти все. В перерывах астрономических наблюдений к ним присоединялся Синяев. Втроем они вели нескончаемые беседы, очень редко касавшиеся Земли и всегда переходящие на Каллисто. Широкову и Синяеву было тяжело говорить о Земле, и они старались не затрагивать этой темы. Бьяининь также никогда не начинал разговора о планете, оставшейся позади, и если все-таки разговор переходил на Землю, то это всегда случалось по вине Широкова. Так и сегодня Широков, закончив очередной лист перевода и отложив его в сторону, поднял голову и обратился к Синяеву, усердно переводившему описание какого-то экспоната для каллистянского Музея Земли. – Я работаю над переводом романа Льва Толстого, – сказал он. – С каким изумительным искусством он умеет в нескольких словах дать яркую картину нашей природы! Но переводить эти описания невероятно трудно. Возьмите, например, такой отрывок. Как перевести его на каллистянский язык так, чтобы читатели на Каллисто почувствовали пейзаж, как чувствуем его мы? «В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза, вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась, и из-под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленая, первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое-где по березняку мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме». Как тут быть, если они не знают, что такое береза, ель и зима? – Да! – только и нашел, что ответить Синяев. – Как же вы выходите из этого затруднения? – На Земле, – сказал Широков, – мы упустили из виду, что очень многие слова непереводимы на каллистянский язык. Выход один. Я сделаю сейчас черновой перевод, с тем чтобы отредактировать его на Каллисто, когда буду лучше знать каллистянский язык, а Бьяининь овладеет русским. Тогда мы сможем составить русско-каллистянский словарь. – Впоследствии, – заметил Синяев, – можно будет сконструировать электронную машину-переводчик. Все равно полного совпадения текстов не удастся добиться. Вы знаете, – прибавил он, меняя тему, – что Диегонь заболел? – Знаю, но он скоро будет здоров. – Что с ним? Широков пожал плечами. – Каллистяне все болезни сводят к расстройствам центральной нервной системы. И это, конечно, правильно. Но их диагнозы становятся несколько однообразными. – Какие средства лечения применяет Синьг? – Отдых, – ответил Широков. – Искусственный сон. У нас на Земле также применяют это средство, но не так часто, как каллистяне. У них оно универсально. – Значит, Диегонь спит? – Да, уже два дня. – Я хотел вам сказать, что сам чувствую себя не совсем хорошо. – Трудно двигаться? – быстро спросил Широков. – Да, слабость какая-то. А как вы угадали? – У меня самого такое чувство, что я ослабел. Как будто все стало тяжелее, чем раньше. – И собственное тело кажется тяжелым? Может быть, они увеличили ускорение. – Не думаю. Надо поговорить с Синьгом. Синяев взял со стола книгу и взвесил ее на руке. – Она стала явно тяжелее, – сказал он. В дверь постучали. – Войдите! – сказал Широков по-каллистянски. В каюту вошел Ньяньиньг. – Я не помешаю? – спросил он с обычной вежливостью. – Нисколько, – ответил Широков. – Садитесь и примите участие в нашей беседе. Каллистянин придвинул кресло и сел. – Мы только что говорили, – сказал Синяев, – что все предметы на корабле стали как будто тяжелее. – Это так и есть, – ответил инженер. – Увеличилось ускорение? – Нет, оно прежнее. Но мы летим уже со скоростью свыше ста девяноста тысяч километров в секунду, и, следовательно… (Читателю надо всегда помнить, что меры веса, расстояний и времени и т. 1

Отзывы на роман

Роман был очень тепло принят детской аудиторией, в рейтинге детских библиотек он долго занимал первые места. Дилогия про Каллисто стала первым произведением отечественной фантастики, породившим неведомое тогда в СССР явление — создание фан-клубов. При детских библиотеках десятками формировались общества поклонников романов, которые писали продолжения — книги и рассказы из мира Каллисто (то, что сейчас называется фанфиками), создавали музеи Каллисто, составляли энциклопедию Каллисто, и так далее.[1][2]

Вызвал роман Мартынова и критические отзывы — в частности, его критиковали за штампы, отсутствие фантазии и ярких характеров.[3]

Публикации романа

На русском языке

Мартынов Г.
Планетный гость: Фантаст. повесть (Сокр.) /Рис. А.Побединского. -С.44-63. // Юность. — 1957. — № 9 (С.44-63), 10 (С. 72-101).
Мартынов Г.
Каллисто: Науч.-фантаст. роман. — Л.: Детгиз, 1957. — 256 с. — 90 000 экз. (Рис. Л.Рубинштейна)
Мартынов Г.
Каллисто: Науч.-фантаст. роман. — Ташкент: Объед. изд-во “Кзыл Узбекистан”, “Правда Востока”, “Узбекистони сурх”, 1958. — 260 с. — 45 000 экз. (Рис. Л.Рубинштейна)
Мартынов Г.
Каллисто: Науч.-фантаст. роман:[В 2-х кн.]. — Л.: Детгиз, 1962. — 541 с. — 100 000 экз. (Рис. Л.Рубинштейна)
Мартынов Г.
Каллисто: Науч.-фантаст. роман:[В 2-х кн.]. — Л.: Лениздат, 1989. — 479 с. — 200 000 экз. — ISBN 5-289-00457-2. (Худож. В.Мишин)

На других языках

Мартынов Г.
Калисто. — София: Нар. культура, 1963. — 96 с. (пер. на болгарский Е. Хаджиева)
[Мартынов Г.]
[Каллисто]. — Пекин: Чжунго циннянь чубаньшэ, 1958. (пер. на китайский Ван Чунлян)
[Мартынов Г.]
[Каллисто]. — Пхеньян: Адон тосо чхульпханса, 1959. — 310 с. (пер. на корейский Хан Тон Хо)
Мартынов Г.
Каллисто гариг. — Улан-Батор: Улсын хэвлэлийн газар, 1969. — 557 с. (пер. на монгольский П. Батаа)

Отрывок, характеризующий Каллисто (роман)

– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова. – Вот я те всыплю сотню гог’ячих, ты и будешь дуг’ака то ког’чить, – сказал Денисов строго. – Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу. – Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча. Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст. Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился. Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно. Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю. – Ну, г’асскажи ты мне пг’о себя, – сказал он. Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было. Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту. Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола. Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью. Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей. – Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой. – В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь. – Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик. Офицер похвалил ножик. – Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте. – А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел. Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся. «Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал: – А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может… – Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать. – Я позову, – сказал Петя. – Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.

Спутник Юпитера Каллисто

Спутник Каллисто

Открытый в 1610 году Галилеем спутник Каллисто стал тезкой любимой подруги Зевса-Юпитера, превращенной мстительной Герой, супругой бога, в медведицу. Размерами Каллисто приближается к планете Меркурий, это одно из самых старых небесных тел в Солнечной системе. Оно покрыто огромнейшим количеством кратеров, — столько больше нет ни на одном космическом наблюдаемом объекте. Это означает почти полное отсутствие геологической активности и очень древний возраст спутника Каллисто.

Спутник Каллисто: какой он?

Толщина ледяного слоя на Каллисто предположительно составляет около двухсот километров, тогда как водный слой под мегатоннами льда не превышает десяти километров. Породы, находящиеся ниже, скорее всего, спрессованы из минералов и льда, причем, чем ближе к центру, тем больше минеральная составляющая. И это не является характерной особенностью больших космических объектов земного типа, у них, как правило, ядро хорошо скомпоновано и имеет ярко выраженный вид. Спутник Каллисто, по всем допустимым соображениям, состоит на сорок процентов из горных пород, остальные шестьдесят представлены водой и льдом.

Темное вещество, которым покрыт Каллисто, похоже на тонкое покрывало. Оно могло образоваться из осколков метеоритов, разрушенных вследствие удара о поверхность или посредством испарения водяных молекул из поверхностного слоя грунта. В более молодых по возрасту кратерах хорошо просматриваются светлые области – это более чистый внутренний лед. Атмосфера спутника Каллисто представляет собой углекислый газ.

Наличие океана: скорее да, чем нет

Наличие жидкого океана допускают, исходя из присутствия на спутнике магнитного поля. Предполагается возможность его происхождения от электротоков, проходящих через соленую воду. Что интересно, изменение магнитного поля Каллисто зависит от того, как оно сориентировано к магнитному полю планеты Солнечной системы Юпитера. Это тоже может служить доказательством того, что внутри спутника Каллисто есть высокопроводящая жидкость.

Обычно на стороне, противоположной кратерам от падений супер-метеоритов, возникают характерные изменения местности в виде вспучиваний, складок и своеобразных разломов. На Каллисто эти рельефные изображения отсутствуют, что приводит к мысли о гашении сейсмических волн жидкой внутриспутниковой прослойкой.

Супер-кратеры

Огромнейшее светлое пятно, названное Вальхаллой, представляет основную особенность поверхности спутника Каллисто. Диаметр его приближается к шестистам километрам, вокруг практически через равные промежутки поверхность словно «вспахана» бороздами в виде концентрических окружностей. Все это приписывается к последствиям падения колоссального космического тела. Похожий след, который назван Асгард, составляет в диаметре тысячу шестьсот километров. Наличие вереницы средней величины кратеров, выстроившихся по прямой линии, предполагает сценарий, совпадающий с событиями, которые произошли недавно на Юпитере в связи с падением кометы Шумейкера-Леви. То есть, космический скиталец, перед тем, как упасть на спутник Каллисто, был разорван на куски гравитацией. Некоторое время эти части кружили на орбите, а потом упали на спутник в строгой последовательности.

Каллисто может взорваться

Не так давно была выдвинута версия, что в коре спутника, покрытого льдом, может происходить процесс электролиза с образованием водородно-кислородной смеси, которая в большой концентрации становится взрывоопасной. Это соединение рано или поздно сдетонирует, и тогда на Землю начнут падать куски от спутника Каллисто, удар каждого из которых о поверхность можно приравнять к атомному взрыву мощностью в тысячу мегатонн.