«Союз-33»
10 апреля 1979 года капсула «Союз-33» стартовала с двумя членами экипажа к советской космической станции «Салют-6». Среди экипажа был первый болгарский астронавт Георгий Иванов и русский Николай Рукавишников (на заглавной картинке). На заключительном подходе к космической станции главный двигатель «Союза» дал сбой и раскачал весь корабль вследствие неравномерной тяги. Вторая попытка запустить двигатель провалилась, и команде сказали спать, пока проблема будет анализироваться.
Но Рукавишников не мог уснуть. Он был обеспокоен тем, что факел главного двигателя, который вышел из строя, может повредить запасной двигатель. Если бы это произошло, космический аппарат застрял бы на орбите и не смог бы осуществить повторный вход в атмосферу, заточив космонавтов в космосе. Капсула «Союз» была разработана так, чтобы естественным путем сходить с орбиты через десять дней, но кислорода хватало лишь на пять дней, что означало, что космонавты задохнутся задолго до возвращения на Землю.
В конечном итоге было решено запустить резервный двигатель для схода с орбиты, но он отработал 25 секунд, намного больше положенного, что привело к крутой траектории аппарата. Космонавты испытывали перегрузки до 10 g. Впрочем, обоих членов экипажа благополучно спасли, положив конец их мучительной миссии.
«Союз Т-10-1»
26 сентября 1983 года командир Владимир Титов и бортинженер Геннадий Стрекалов готовились к запуску на орбиту в «Союзе Т-10-1», чтобы состыковаться с космический станцией «Салют-7». Но за девяносто секунд до запуска ракеты «Союз» вышел из строя клапан в ракетном двигателе, разлив топливо на стартовую площадку. Пары воспламенились, объяв ракету огнем. Впрочем, для космонавтов это не составило проблемы — их капсула была спроектирована так, чтобы ее можно было отстрелить от ракеты, передав сигнал по мачтам, удерживающим ракету.
Если бы не одно но: мачта тоже загорелась. Огонь добрался до проводки, которая должна была автоматически активировать систему, оставив двух космонавтов на вершине горящей ракеты, которая могла взорваться в любую секунду. Теперь единственным способом активировать спасательную башню оставалось, чтобы два техника в двух разных комнатах в центре управления полетом нажали две кнопки одновременно. К тому моменту, когда кнопки были нажаты, прошли 10 важных секунд.
Капсула отстрелилась в последний момент. За несколько секунд до того, как космонавты вылетели в безопасное место, ракета утонула в клубах пламени на пусковой площадке. За четыре секунды работы твердотельных двигателей капсулы космонавты испытали перегрузки в 14-18 g. Титов и Стрекалов ругались так сильно, что отключили кабинный диктофон сразу же, как убрались с места взрыва. Когда спасательная команда добралась до места их посадки спустя 20 минут, космонавты запросили сигарет и водки, чтобы успокоить нервы.
Куда и зачем будут летать наши космонавты после того, как МКС утопят
Итак, опять кто-то что-то недопонял, не услышал, намеренно передернул – и родилась новая сенсация: Россия отказалась участвовать в лунном проекте США. Мол, мы крутые, хлопнули дверью перед носом NASA!
На самом деле, нынешний глава госкорпорации Роскосмос Дмитрий Рогозин говорил несколько о другом. О том, что Роскосмос не хочет быть подрядчиком, исполнителем некоторых элементов будущей окололунной станции. Мол, выполнил работу – получил деньги и до свидания. Роскосмос готов быть равнозначным партнером – примерно так, как сейчас с Международной космической станцией.
И это справедливо. Вместе построили МКС, вместе будем строить базу на подлете к спутнику Земли.
Кто-то начал объяснять, что, мол, американцы требуют, чтобы мы свою часть станции создавали под стандарты NASA. А нам зачем это надо?! Мы только на перевод отечественных стандартов под американские миллионы рублей (долларов? – мне трудно сказать, что имел в виду автор) – выбросим.
Дмитрий РогозинФото: Влад КОМЯКОВ
И опять все перевернул с ног на голову.
В сентябре прошлого года на Международном астронавтическом конгрессе в австралийской Аделаиде представители Роскосмоса и NASA подписали совместное заявление о сотрудничестве. Я был на этом конгрессе и разговаривал с теми, кто подписал документ, сразу же после переговоров – так что информация из первых рук.
Так вот, в Аделаиде договорились о совместном создании окололунной платформы Deep Space Gateway и – внимание! – унификации стандартов новой станции. С тем, чтобы со временем и другие космические державы их использовали. Космос, а особенно пилотируемый, это не место соперничества, а место совместной работы – слишком дорого, слишком опасно.
Так выглядел график российской космической программы два года назад. (РС — российский сегмент, ПТК — перспективный транспортный корабль — он же «Федерация»)Фото: пресс-служба Роскосмоса
«Союз»-«Аполлон»
Разговорам об унификации космических стандартов уже почти 45 лет. Заговорили о них первыми американцы после аварии «Аполлона-13». Напомню тем, кто фильм не смотрел: в апреле 1970-го очередной американский экипаж отправился к Луне. На третьи сутки полета взорвался бак с кислородом и вышли из строя две из трех батарей. Астронавты замерзли, в отсеке росло содержание углекислого газа. Живыми на Землю они вернулись чудом.
Тогда и начались разговоры о том, что в случае аварии хорошо бы, чтобы советские корабли могли эвакуировать американцев, а корабли NASA подстраховывали наши экипажи. В 1975 году – в разгар холодной войны, когда отношения между СССР и США были не менее напряженными, чем сейчас, ученым и инженерам удалось организовать даже по нынешним временам грандиозный проект. 17 июля наш «Союз-19» состыковался с «Аполлоном». Валерий Кубасов, Алексей Леонов, Том Стаффорд, Вэнс Бранд и Дик Слейтон пожали друг другу руки.
Для стыковки разных кораблей и разработали новый стандарт стыковочных узлов – так называемый андрогинный – когда три раскрытых лепестка одного узла соединяются с тремя другими. Модификации такой системы использовались потом для стыковки американских шаттлов со станцией «Мир» и для стыковки российских модулей МКС между собой.
То есть международный стандарт стыковок космической техники по сути уже есть. И китайцы, между прочим, используют систему очень похожую на ту, что задействована на МКС.
В этом есть, конечно же, гуманная логика – если нужна будет помощь людям, оказавшимся в беде на орбите – спасать их должен лететь тот корабль, который готов. И не важно какой стране он принадлежит.
Да, есть много несогласованных вопросов – скажем, по тому же напряжению в бортовой сети. Но и эти вопросы при желании решаются. Тем более, что тогда же в Аделаиде договорились (цитирую по документам): «с учетом серьезного отечественного опыта по разработке стыковочных узлов, будущие элементы станции будут созданы на основе российских разработок, также, как и стандарты систем жизнеобеспечения».
Одни или в компании?
Есть, правда, вопрос погуще: а она нам вообще нужна, эта окололунная станция? Да еще и коммунальная?
Давайте рассуждать. МКС будет летать до 2024 года (ну может еще на пару лет продлят ее полет). Дальше что? У американцев к этому времени уж точно будут два новых пилотируемых корабля. И также сверхтяжелая ракета, которой можно будет выводить на орбиту крупные модули.
Так что, в следующем десятилетии они начнут строить окололунную станцию. Или станцию в точке Лагранжа – грубо говоря, в точке, где притяжение Земли и Луны одинаковы и объект можно просто «подвесить». Об этом с астронавтом Майклом Финком мы говорили еще лет восемь назад.
Первый сегмент — Power Propulsion Module — американцы хотят запустить в 2022 году. Еще два — в 2023-м. А в 2024-2025 годах появятся, быть может, жилые модули.
С нами или без нас — у NASA другого пути нет: остановить пилотируемые программы, это значит растерять дорогой опыт. Они уже один раз так поступили – свернули в 70-х программу орбитальной станции Skylab. А потом наверстывать пришлось с нашей помощью, когда в начале 90-х они стали партнерами по работам на нашем «Мире».
Ну а мы? Сможем потянуть масштабный проект сами?
Пока мы еще достраиваем новый пилотируемый корабль «Федерация», так и не решив на какую ракету его посадим. Обещают, что к 2024-му вовсю будет летать «Ангара» (по крайней мере в Роскосмосе на это надеются и приступают к строительству стартового комплекса для нее на Восточном). Я слышал разные мнения серьезных специалистов – одни утверждали, что пилотируемый корабль на «Ангаре» пускать нельзя. Другие – что можно.
Начинается создание новой ракеты «Союз-5». Но когда она полетит? Мы помним, что «Ангару» рожали двадцать лет – до того момента, когда она впервые ушла в небо со старта в Плесецке. А теперь ее по сути рожают заново (модернизируют).
Значит, остаются проверенные «Союзы». И остается отряд космонавтов, в который, кстати, набрали новых членов, пообещав, что им достанется Луна.
Три модуля как три карты…
И есть в более-менее понятном состоянии три модуля, которые готовились для расширения российского сегмента МКС. Многофункциональный лабораторный модуль «Наука» почему-то «ненадлежащим образом» хранился в Центре имени Хруничева. В нем оказалась забита топливная система. Сейчас в РКК «Энергия» его приводят в порядок и обещают в 2019-м запустить (первоначально полететь он должен был в 2011 году). Есть в еще узловой модуль и научно-энергетическая модуль (НЭМ). Узловой давно ждет своего часа. НЭМ проходит испытания.
Но, как я понимаю, солнечные батареи для него не готовы. И вообще есть идея использовать как источник энергии не их, а новейшие разработки Росатома. А это значит, что модуль еще достроить надо и испытывать-испытывать-испытывать…
Логично, что к концу эксплуатации МКС НЭМ и узловой модуль запускать нет смысла – потом дороже будет отстыковывать их от станции и перетаскивать на новую орбиту. И тогда, выходит, к 2024 году у нас остается шанс собрать на орбите свою станцию… из двух модулей. И бороздить на ней околоземное пространство? Это после 140-тонного «Мира», после 400-тонной МКС?
Что мы будем на нет делать? Какие исследования проводить? Многие важные эксперименты, в том числе о том, насколько организм человека может приспособиться к долгой жизни в невесомости (нужны в первую очередь для полетов на Марс) проведены. На МКС, напомню, работает уже 56-я долговременная экспедиция. А до этого были исследования на «Мире» и целой серии «Салютов».
Хорошо, запустим НЭМ с узловым модулем к Луне — а на чем к этой станции мы будем доставлять космонавтов? Доработать «Союзы» с тем, чтобы они летали к Луне, стоит немалых денег. Вряд ли помогут тут наработки лунных кораблей времен Сергея Павловича Королева. Да и какой смысл вкладывать немалые деньги в масштабную модернизацию «Союзов», когда с прицелом на Луну строится «Федерация»?
Срочно строить что-то еще под собственную лунную станцию мы не можем. Федеральная космическая программа (распланирована до 2025 года), во-первых, не предполагает создания других объектов для пилотируемых полетов. А во-вторых, ее финансирование и без того сокращено, и не факт, что все задумки, включенные в программу, удастся осуществить в срок.
В общем, нужно быть объективным: в одиночку сейчас лунный проект мы не потянем. А создавать небольшую станцию на околоземной орбите нет смысла. Так что, думаю, деловым, прагматичным отношениям Роскосмоса и NASA не помешает даже поиск того «умельца», который просверлил отверстие в «Союзе МС-09». Эти переговоры запланированы на октябрь на Байконуре.
У человечества, по большому счету, нет выбора: следующим шагом, который необходим, чтобы прогресс в пилотируемой космонавтике продолжался, должно стать создание первого космопорта – точки сборки лунной базы. Ну а то, каким в этом проекте будет статус России, — это предмет упорных переговоров. В кооперации лунный проект сделать проще, думаю, это понимают и американские специалисты, и наши. Тем более, судя по проектам «Союз»-«Аполлон», «Мир»-«Шаттл» и МКС, работать в космосе вместе мы можем.
Apollo CSM-111
17 июля 1975 года американский космический аппарат «Аполлон» пристыковался к советскому аппарату «Союз» на орбите, осуществив таким образом первый международный пилотируемый космический полет. После отстыковки 19 июля, космический аппарат «Союз» осуществил беспрецедентную посадку в России. «Аполлону» повезло куда меньше. За несколько минут до приземления в Тихом океане три члена экипажа «Аполлона» обнаружили в капсуле желтый газ, который разъедал им глаза и вызывал кашель — это был чрезвычайно токсичный тетроксид азота, химвещества, используемого в качестве топлива, которое смертельно при вдыхании в крупных дозах. В довесок к этому капсула перевернулась после посадки, заточив в ловушке членов экипажа. Экипаж пытался добраться до кислородных масок, и один из астронавтов уже упал в обморок к тому времени, как Томасу Стаффорду удалось добраться до них.
Стаффорд в конечном итоге активизировал механизмы по развороту капсулы и вентилированию кабины от газа. Экипаж попал в больницу на несколько недель. Хотя исход был практически фатальным, всех астронавтов удалось полностью поставить на ноги. Позже было установлено, что один из астронавтов не повернул переключатель во время финальных проверок перед повторным входом в атмосферу, оставив открытым клапан, который пустил смертельный газ в капсулу.
«Либерти Белл 7»
Второй пилотируемый американский космический полет, Mercury-Redstone 4, или «Либерти-Белл 7», стартовал 21 июля 1961 года. Полет Гаса Гриссома, второго американца в космосе, проходил как обычно, без проблем. Но приземление было куда более драматичным. Выходной люк раскрылся преждевременно, и капсула заполнилась водой. Гриссом чуть не утонул, но смог покинуть капсулу.
Спасательный вертолет безуспешно пытался поднять космический аппарат в течение нескольких минут, прежде чем отказаться от попыток и позволить капсуле утонуть. Гриссом пытался держаться на плаву, но случайно оставил открытым клапан в своем костюме, позволив воде просочиться внутрь и сделать костюм тяжелее. К моменту, когда вертолет его нашел, Гриссом был настолько истощен, что даже не помнил, чтобы вертолет поднимал его из воды.
На этом бедствия Гриссома не закончились. На первой же пресс-конференции после миссии журналисты атаковали его с вопросами, не запаниковал ли космонавт и не взорвал выходной люк, поспособствовав потере космического аппарата и практически собственному утоплению. Гриссом упорно отрицал все обвинения вплоть до своей смерти во время пожара «Аполлона-1» в 1967 году.
А летали ли американцы на Луну?
Когда космонавты и астронавты летали на Луну, они подробно описывали свои наблюдения. Так вот русские отмечали, что видели звезды, а американцы пишут, что им это не удалось. Как же так вышло?
Иностранцы пытаются объяснить это тем, что им помешала яркая лунная поверхность. Однако на самом деле она способна отражать лишь 7% падающего света, в то время как Земля — целых 30%! Но ведь с Земли все одинаково видят звезды!
Отсюда возникает вопрос, а может американцы не летали на Луну вовсе? Даже есть мнение, что астронавты выполняли только суборбитальные полеты, не находились на поверхности Луны. Как же было на самом деле, неизвестно.
«Восход-2»
18 марта 1965 года космонавт Алексей Леонов надел свой костюм и вышел из космического аппарата «Восход-2», став первым человеком, который осуществил космическую прогулку. Став очередным советским героем, космонавт почти забыл и старался не вспоминать, что его первая космическая прогулка в истории почти закончилась смертью… несколько раз.
Хотя выход и прогулка сами по себе были спокойными, при попытке повторно войти в капсулу Леонов осознал, что его скафандр раздулся в вакууме и теперь он не может войти в шлюз вперед ногами. Вместо этого ему пришлось проникать в капсулу вперед головой, но даже тогда пришлось бы выпустить некоторое количество воздуха из своего костюма. Это был тревожный звоночек: если не попасть внутрь в следующие 40 минут, космонавт задохнется. Температура его тела также опасно поднялась из-за повышенной нагрузки. Леонову еле-еле удалось проскользнуть в шлюз, когда он остался почти без воздуха. На этом его неприятности не закончились.
По возвращении в атмосферу неисправность ракеты привела к тому, что Леонов и его товарищ по экипажу оказались в ловушке за тысячи километров от помощи, в Сибири. Они приземлились в лесу, полном волков и медведей, и животные были особенно агрессивны, поскольку наступил брачный сезон. В морозную погоду космонавтам пришлось раздеться и вылить накопленный пот из своих скафандров, чтобы избежать обморожения. Проведя изнурительную ночь в таких условиях, они дождались спасателей на следующий день, которые прибыли с горячим и палатками.
Леонов Алексей Архипович
Алексей Леонов – первый космонавт, который 18 марта 1965 года оказался в открытом космосе в одном скафандре. Было исследовано воздействие космической среды на организм человека, а также были определены различные технические недостатки корабля и скафандра. Результаты исследований позволили дальнейшим экспедициям в космос использовать более продвинутое оборудования для более широкого исследования космоса. Во время выхода в безвоздушное пространство Алексею Архиповичу пришлось неоднократно проявить смекалку и ловкость, так как непредсказуемое влияние космоса требовала от космонавта большой импровизации. Примером тому служит факт раздутия скафандра, во время возвращения космонавта на борт корабля, при этом ситуацию усложняла возникшая тахикардия, учащенное дыхание, повышенные температура и потоотделение.
«Союз-5»
«Союз-5» был запущен с тремя космонавтами 15 января 1969 года. Спустя два дня он состыковался с «Союзом-4», что в конечном итоге привело к первому выходу в открытый космос двух астронавтов. После расстыковки «Союз-4» вернулся и приземлился нормально. «Союз-5» же пережил почти фатальный инцидент при входе в атмосферу.
После тормозного импульса капсула «Союз-5», пережившая нагревание при повторном входе в атмосферу, не смогла отделиться от орбитального модуля. Это привело к тому, что космический аппарат вошел в атмосферу не той стороной: люком, а не тепловым экраном вперед. Когда резина в переднем люке начала гореть, космонавты были уверены, что умрут. Но удача оказалась на их стороне. По мере увеличения перегрузки, колебания и температура привели к тому, что орбитальный модуль расшатался, а капсула тут же выровнялась, избавив космонавтов от смерти в огне.
При посадке также запутались парашюты, что могло быть фатальным для космонавтов. И снова вмешалась удача: парашюты распутались как раз вовремя, хотя посадка была настолько жесткой, что один из космонавтов сломал зубы.
«Аполлон-13»
Случай «Аполлона-13» известен тем, что трагической катастрофы удалось избежать, благодаря изобретательности и смекалке. Менее известно, однако, то, что ракета «Сатурн-5», которая запускала миссию, почти отказала. Причина заключалась в явлении, известном как пого-колебания, повторяющихся самоусиливающихся вибрациях, которые вызывают жидкотопливные ракетные двигатели при определенных условиях.
Эти колебания возникли, когда заработала вторая ступень ракеты. Хотя пого-колебания случались и с предыдущими миссиями «Аполлон», в случае с «Аполлоном-13» они были куда сильнее, чем ожидалось. Их сила превышала диапазон измерительных инструментов, пока автоматическая команда не отключила центральный двигатель, остановив колебания. Последующее расследование показало, что ракета была в одном колебательном цикле от катастрофического структурного отказа, который мог положить трагический конец миссии еще до того, как «Аполлон-13» окажется на орбите. На все последующие аппараты «Аполлон» уже ставили пого-супрессоры, которые должны были подавлять колебания.
«Джемини 6А»
12 декабря 1965 года капсула Gemini 6A должна была стартовать и встретиться с «Джемини-7», осуществив первую стыковку в космосе. Однако запуск «Джемини 6А» прервали, когда ракета Titan II отказала спустя 1,2 секунды после зажигания двигателя. Астронавтам было предписано катапультироваться из капсулы, если двигатели отключаются, поскольку подъем над стартовой площадкой даже на несколько дюймов привел бы к тому, что ракета перевернется. Но отстреливать сиденья тоже было рискованно. Чрезвычайно высокое ускорение, при котором астронавты должны были покинуть капсулу, могло с легкостью их убить. Во время испытаний катапультирующихся сидений использовались манекены. В ряде испытаний люки отказались открываться, и манекены влетали вперед головой в закрытый люк с ускорением в 20 g.
Потребовалась воистину твердая рука под невероятным давлением, чтобы сохранить космонавтов от отстрела капсулы. Не почувствовав никакого ускорения, они пришли к верному выводу: «Титан» не поднялся над площадкой. Запуск был перенесен, и спустя три дня «Джемини 6А» успешно отправилась в космос.
Джон Гленн
Нишу самого пожилого астронавта занял американец Джон Гленн. В 1998-м году на борту шаттла «Дискавери STS-95» 77-летний Джон, будучи еще и сенатором, отправился в космос. Причиной зачисления Гленна в экипаж являлись биологические эксперименты над организмом пожилого астронавта. Примечательно что предыдущий его полет состоялся 36 лет ранее.
«Восток-1»
Первый пилотируемый космический полет осуществил «Восток-1», запущенный 12 апреля 1961 года. С Юрием Гагариным внутри, он завершил одну орбиту Земли, прежде чем автоматизированные системы запустили ретро-ракеты для возвращения на Землю. Тем не менее, хотя сам выход на орбиту был прекрасен, повторный вход в атмосферу был сопряжен с опасностью. Спускаемый модуль Гагарина не удалось отделить от служебного модуля, поскольку один пучок проводов отказался отрываться. Космический аппарат начал закручиваться, падая на Землю, и хрупкий люк «Востока» принял на себя всю тепловую мощь повторного входа.
К счастью, через 10 минут провода сгорели и оба модуля разъединились. Гагарин испытал мощную перегрузку и продолжающееся вращение, но оставался в сознании и успешно приземлился. В целом миссия была очень неопределенной. «Восток» разместили на одну орбиту выше запланированного, что было чревато опасностями: если бы ретро-ракеты отказали, Гагарин сел бы на орбитальную мель и просто остался бы без еды и кислорода (которых хватило бы только на 10 дней). И поскольку раньше в космосе никто не бывал, планировщики миссии искренне боялись, что человек может сойти с ума. Поэтому они лишили Гагарина прямого доступа к рычагам управления, но оставили возможность взять их на себя в случае необходимости.
Юрий Алексеевич Гагарин
Бесспорно, наиболее известным является первый человек, полетевший в космос – Юрий Гагарин. Советский летчик совершил огромный шаг для человечества 12 апреля 1961 года, когда достиг космоса и провел один виток вокруг Земли. Примечательно, что человек, улыбка которого известна всему миру, коллекционировал кактусы и увлекался водными лыжами. К сожалению, жизнь выдающегося космонавта преждевременно оборвалась во время тренировочного полета 27 марта 1968 года. 1-го августа 1971-го года, экипажем «Аполлона-15» был установлен мемориал на Луне под названием «Павший астронавт». Мемориал представляет собой алюминиевую табличку с выгравированными именами 14-ти космонавтов, в числе которых и Юрий Алексеевич Гагарин.
STS-1
Америка хорошо запомнила утрату шаттлов «Челленджер» и «Колумбия», но мало кто знает, что первая миссия космического шаттла, STS-1, также проходила в условиях чрезвычайно опасности. 12 апреля 1981 года, спустя 20 лет со дня старта Юрия Гагарина в космос, взлетел «Колумбия». Однако по достижении орбиты и высвобождения полезного груза астронавты на борту обнаружили отсутствие теплозащитных пластин на задней части орбитального аппарата. Это вызвало серьезные опасения, что пластин под шаттлом тоже нет, а это, в свою очередь, привело бы к разрушению «Колумбии» при повторном входе в атмосферу на 22 года раньше. Впрочем, хотя множества пластин действительно не хватало, «Колумбия» приземлилась успешно.
Но это было не единственной проблемой миссии. Волна избыточного давления от твердотопливных ракетных ускорителей привели к тому, что контрольные заслонки на орбитальном аппарате продержались бы дольше, чем предполагали расчетные допуски, что, по расчетам конструкторов шаттла, привело бы к тому, что шаттл стал бы неконтролируемым при входе в атмосферу. Конструкторы ошиблись, но экипаж не знал о возможном фатальном повреждении, пока не приземлился.
Когда NASA провело исследование безопасности шаттлов 25 лет спустя, агентство обнаружило, что вероятность выхода из строя каждого из первых девяти полетов шаттлов была один к девяти. Изначально же NASA оценивало шанс неудачи как 1 к 100 000. А так… всего лишь 10% на то, что обратно ты уже не вернешься, ерунда.
Полеты на планету Земля
Президент страны озвучил планы России о полетах на Луну и Марс. В какой стадии эти проекты? Насколько готова техника и понятно, куда летим, где садимся?
Игорь Комаров:
Основа российской лунной программы — это запуск в 2019-2025 годах трех автоматических станций. Первая, Луна-25 (Луна-Глоб), продолжает прерванную на целых 43 года отечественную программу исследований нашего естественного спутника. Здесь — отработка технологии посадки, исследование лунной поверхности в районе Южного полюса. Вторая — Луна-26 (Луна-Ресурс) — орбитальный аппарат для дистанционного изучения Луны и обеспечения связи с посадочным аппаратом. Третья — Луна-27 (Луна-Ресурс 1) — посадочный зонд для проведения контактных исследований и отработки технологий создания на Луне постоянно действующей базы, изучения реголита и экзосферы. Запуск четвертого аппарата — Луна-28 (Луна-Грунт) — состоится после 2025 года. Его задача — доставка на Землю образцов лунного грунта с глубины двух метров в естественном состоянии — впервые в истории изучения спутника Земли. Немного нас затормозила внешняя ситуация с поставками иностранными партнерами части приборов по Луне-25, но мы делаем все, чтобы уложиться в сроки. Вообще, с оптимизмом смотрим на организацию совместных лунных миссий, это важное и перспективное направление. Лунная программа — это и создание в рамках международной кооперации к 2026 году орбитальной лунной станции (DSG), а в перспективе после 2030 года будет уже лунная база. В этом же направлении мы серьезно работаем с китайскими коллегами, есть много планов.
Скажите, а когда все-таки россияне высадятся на Луну?
Игорь Комаров:
Для этого нужно несколько составляющих. Прежде всего корабль и ракета-носитель сверхтяжелого класса. Над кораблем «Федерация» работает РКК «Энергия» (входит в госкорпорацию «Роскосмос») — его первый пилотируемый полет запланирован в 2022 году. Что касается ракетного комплекса ракеты-носителя сверхтяжелого класса (КРК СТК), то в недавно подписанном указе президента четко определены этапы и сроки. Новая российская ракета этого класса будет выводить на орбиту не менее 80 тонн груза. В 2018-2019 годах должен быть сделан эскизный проект, и мы его уже заказали, ведь к 2028 году необходимо обеспечить первый пуск. К этому времени на космодроме Восточный будет создана вся необходимая наземная инфраструктура. Есть также большой комплекс вопросов, который связан с обеспечением работы на Луне, с подготовкой космонавтов. Это перспективное направление мы будем отрабатывать с учеными из Института медико-биологических проблем РАН.
А пилотируемый полет на Марс в голове держим?
Игорь Комаров:
Обязательно. Используя Луну как элемент отработки марсианской программы, мы отправим пилотируемую экспедицию на Красную планету.
Уже понятен облик лунной станции DSG? Кто что делает?
Игорь Комаров:
В ближайшие дни по этому проекту в Колорадо-Спрингс (США) состоится очередная встреча руководителей агентств. Понятно, какие модули должны быть обязательно: обитаемый, энергетический, научно-лабораторный, шлюзовой, но конфигурация отрабатывается. Мы готовы участвовать в создании шлюзового и обитаемого модулей, и, разумеется, систем жизнеобеспечения — в этом Россия безусловный лидер. Очень важно, что участники проекта задумались над аспектом унификации стандартов работы в космосе, ведь это напрямую связано с безопасностью экипажа. Россию называют «чемпионом мира» по стыковкам, поэтому я надеюсь, что при унификации стыковочных стандартов общими станут наши. Как ожидается, модули DSG будут запускаться начиная с 2022 года. Таким образом, можно говорить о том, что реально к 2024-2026 годам возможно формирование первоначального облика DSG.
США намерены с 2025 года прекратить бюджетное финансирование МКС и передать американский сегмент в эксплуатацию коммерческим партнерам. Об этом говорится в докладе NASA. Как вы это прокомментируете?
Игорь Комаров:
Межправительственное соглашение о МКС действует до 2024 года. Судьба станции, в которую 15 государств-участников вложили около 150 млрд долларов, волнует всех. И, конечно, любые инициативы обсуждают тоже все. Просто так взять и заменить страну-участника на частного партнера не получится. И я думаю, что совсем не это имеют в виду наши американские партнеры — речь идет о повышении коммерциализации МКС: чтобы проект стал окупаемым. Многие страны-участницы готовы продлить соглашение и работать на станции и после 2024 года, потому что у всех без исключения есть понимание: исследования на низкой околоземной орбите помогут нам и в будущем, при движении дальше — к Луне, Марсу и другим планетам Солнечной системы. Но действительно отдачу от этой работы необходимо повышать.
Игорь Комаров: Первый старт нового корабля «Федерация» планируем с Байконура. Фото: Сергей Куксин
Каким образом?
Игорь Комаров:
Задачу повышения эффективности научного использования МКС мы решаем совместно с Российской академией наук. Вместе с западными партнерами координируем научные программы, эксперименты, использование имеющейся на борту аппаратуры. И хотим постепенно добиться окупаемости как минимум половины затрат на МКС — очевидно, что полностью отказаться от бюджетного финансирования станции нереально. Одно из направлений коммерциализации — космический туризм. В связи с сокращением численности российского экипажа он был «заморожен», а сейчас возобновляется. Думаю, в этом году рассмотрим предложения, в том числе и по организации «туристического модуля». Здесь есть разные варианты: строительство специального модуля, дооборудование и модификация существующих или планируемых.
Переговоры с потенциальными космическим туристами идут?
Игорь Комаров:
Да, есть желающие, в том числе и россияне. И еще более важно, что очень активны те страны, которые только входят в Космический клуб и начинают формировать собственные государственные космические программы, что включает и подготовку космонавтов. Их интерес к сотрудничеству с нами понятен, ведь Россия уже девять лет единственная страна, осуществляющая доставку людей на МКС.
Основа российской лунной программы — это последовательный запуск в 2020 — 2025 годах трех автоматических станций
Но это может скоро закончиться. Те же американцы вовсю рекламируют готовность уже в ближайшее время отправить к МКС свой пилотируемый корабль Dragon V2.
Игорь Комаров:
Реклама вообще двигатель торговли. Но специалисты прекрасно понимают: на любом новом корабле, тем более пилотируемом, надо еще серьезно отрабатывать технологии, системы, безопасность. Статистика надежности должна быть достаточно серьезной, и на это требуется время. Не случайно на 2020 год NASA уже зарезервировало для своих астронавтов три дополнительных места на «Союзах».
Идея передать МКС в «частный сектор» высказывается и у нас. Некоторые эксперты всерьез рассуждают о том, что «приватизация» МКС — верный способ продлить существование станции после 2024 года.
Игорь Комаров:
Да, идеи есть. Мы готовы их обсуждать. Но, естественно, ни в коей мере не в плане приватизации. Это абсурд. Надо понимать: ежегодные расходы на станцию составляют около 5 млрд долларов. Какой «частник» их потянет? Пока, насколько я знаю, зрелых предложений, которые бы достаточно подробно предлагали серьезное обсуждение этих вопросов, нет ни у нас, ни у наших партнеров. Хочу заметить: с точки зрения наших затрат и инвестиций, которые мы делаем, и того результата, который получаем, в том числе и по доставке астронавтов, у России лучший показатель среди всех стран-участников.
Игорь Анатольевич, когда на МКС вернется российский экипаж в полном составе — из трех человек?
Игорь Комаров:
Как и планировали, с конца этого года три россиянина будут работать на МКС. Это связано с необходимостью ввода в эксплуатацию нового многофункционального лабораторного модуля «Наука», который запускаем в 2020 году. Модуль будет решать научные задачи и управлять ориентацией станции. Для лабораторных исследований на нем предусмотрено 29 рабочих мест.
Какие модули еще «в очереди» на орбиту? И когда российский сегмент МКС будет сформирован окончательно?
Игорь Комаров:
До 2021 года запустим еще два модуля: универсальный узловой и энергетический. Универсальный готов, он полетит вслед за лабораторным. У этого модуля сразу шесть стыковочных узлов. Между прочим, подобного еще не было. Затем отправим энергетический, который сможет давать не менее 18 кВт, полностью покрывая нужды российского сегмента — пока энергию для него поставляет только «Звезда» (до 13,8 кВт), еще 2,5 кВт должен будет вырабатывать МЛМ. Кстати, у энергетического модуля внушительный объем — 92 кубометра. Для сравнения, сейчас весь наш сегмент — чуть больше 203 кубических метров, в основном отданных под научное оборудование. Так что в результате жизненное пространство для космонавтов серьезно увеличится. Образно говоря, мы запустим к МКС лабораторию, причал и электростанцию и обеспечим полную автономность и независимость российского сегмента.
Кстати, а что за надувной отсек может появиться на МКС?
Игорь Комаров:
За подобными технологиями большое будущее. Такие модули можно «сложить» на Земле и без лишних затрат вывести в космос: его размеры при запуске будут раза в три меньше, чем в «надутом» виде, благодаря им можно увеличить полезный герметичный объем и улучшить эргономику околоземных пилотируемых станций. Кстати, трансформеры могут использоваться не только на околоземной орбите — в будущем и на межпланетных комплексах и на планетных базах.
Объясните, почему все-таки принято решение запустить новый корабль «Федерация» с Байконура, а не с Восточного? Не вызовет ли это решение недоверие у потенциальных заказчиков к возможностям дальневосточного космодрома?
Игорь Комаров:
Это исключительно прагматичный вопрос: экономия времени, денег и людских ресурсов. Есть объективная реальность: нужно обеспечивать пилотируемую программу и одновременно создавать новый корабль, новые средства выведения. Мы посчитали, что наиболее оптимально использовать для этого стартовые позиции и инфраструктуру Байконура. Новая ракета среднего класса «Союз-5», которая должна выводить «Федерацию», получит двигатели нового поколения. К этой ракете очень жесткие требования. Скажем, она должна быть не дороже 30-35 млн долларов. Убежден: это будет конкурентоспособная ракета, она позволит нам выйти на новый уровень по стоимости выведения полезной нагрузки. Кроме того, как вы знаете, «Союз-5″ станет базой для сверхтяжелого носителя. Так что на Восточный» придем сразу с отработанной ракетой. И строить там мы будем универсальный стартовый комплекс: единый для пилотируемых полетов на «Союзе-5» и программ на Луну и Марс на «сверхтяже». Это ключевой элемент нашей космической программы. Мы сэкономили, я считаю, несколько лет и сотни миллиардов рублей.
Что происходит с «Ангарой»? Почему так тяжело идет «тяжелая» «Ангара А-5»? Некоторые эксперты считают, что она уже устарела…
Игорь Комаров:
Это одна из самых современных ракет в нашей линейке. Сейчас модернизируем и дорабатываем ее для космодрома Восточный. Работаем вместе с министерством обороны. Что касается сочетания эффективности и цены — у «Ангары А-5» есть, на мой взгляд, серьезные перспективы для использования, ее просто надо довести до ума и запустить в серию. А, кстати, знаете, какая ракета признана в мире самой надежной? Конечно, наш «Союз», который был создан еще Королевым. И вот на открытый рынок пусковых услуг выходит западная компания OneWeb с беспрецедентным заказом на 21 запуск 672 спутников и говорит: «Мне неважно, на чем лететь, главное — надежность», поэтому и выбирает «Союз». Это рекордный контракт — больше 1 млрд долларов! А сейчас тот же заказчик, выбирая уже тяжелый носитель для запусков своих телекоммуникационных аппаратов, остановился на «Протоне», который тоже разработан даже не 20 лет назад. Кстати говоря, наши иностранные партнеры для серьезных дорогостоящих миссий часто выбирают наш «Протон». Так, миссия «ЭкзоМарс-2016» успешно стартовала именно на этой ракете-носителе. Самое главное для клиента — услуга, а не рассуждения: современный или несовременный. Конечно, это не те «Союзы» и «Протоны» — они глубоко модернизированы, но мы специально сохраняем прежние названия, ведь это история нашей славы.
Игорь Анатольевич, такое ощущение, что «космическую погоду» в мире сегодня во многом диктуют «частники»? Один Илон Маск чего стоит.
Игорь Комаров:
Мы с коллегами из других агентств часто беседуем на эту тему. У «частников» очень жесткие требования к срокам, окупаемости проекта. И они хотят больше гибкости в техническом задании космических систем. Это создает определенные проблемы с безопасностью. Но это не только сильный раздражитель, я считаю, что будущее за частными инвестициями в космонавтику, за частными компаниями. И это отдельное направление нашей работы. Пример — , я искренне надеюсь, что он будет успешен. У нас есть и другие совместные проекты с коммерческими партнерами — в области сервисов, пусковых услуг, дистанционного зондирования Земли. Мы сотрудничаем с теми, кто имеет больший опыт работы на рынке. Чего нам не хватает, так это участия частных инвесторов в производстве и разработке космической техники, поэтому в ближайшие два-три года мы сосредоточимся именно на этом. Здесь не только вопросы финансирования, но и то, к чему мы сегодня вплотную подошли: мы занимаемся серьезными изменениями в отрасли, но надо думать и о новой законодательной базе, без которой изменения невозможны. И в этом вопросе мы рассчитываем на поддержку правительства.
Судьба МКС, в которую пятнадцать государств-участников вложили около 150 миллиардов долларов, волнует всех
Просто не могу не спросить: досконально разобрались с последней досадной неудачей при запуске с Восточного?
Игорь Комаров:
Разобрались. Действительно, была ошибка в алгоритме работы разгонного блока. Все выводы сделаны, достаточно жестко наказаны руководители предприятий, участвовавших в том пуске. Мы вышли на системные вопросы, которые касаются проверки рисков. Вместе с тем хотел бы подчеркнуть: по данным проверяющих органов, за последние пять лет аварийность средств введения у нас снизилась почти в два раза. Состоявшийся факт: ошибки мы сейчас обнаруживаем именно на Земле, а не тогда, когда авария уже произошла. Так, буквально на днях мы завершили проверку всех двигателей для ракет «Протон» и «Союз». Мы пошли на это, чтобы минимизировать просчеты, связанные с производством. И статистика аварийности подтверждает: мы на правильном пути.
И как будет развиваться российская космическая индустрия?
Игорь Комаров:
Планируем сформировать два-три конкурентоспособных на мировом уровне холдинга с участием частного капитала, которые имели бы серьезный экспортный потенциал. А он у нас достаточно большой и постоянно растет. Скажем, если в 2020 году экспорт составил 1,3 млрд долларов, то в 2017-м он вырос почти в полтора раза — до 1,9 млрд. долларов. Направления, по которым Россия лидирует, — это, безусловно, пилотируемые программы и двигателестроение. Мы сейчас принципиально меняем систему работы предприятий, которые, например, делают ракеты-носители. И я считаю, что эти изменения должны быть сделаны в том числе и с участием частного капитала — это очень важно. В ракетно-космической отрасли работают сегодня около 200 тысяч человек, но производительность труда у нас ниже, чем у основных западных конкурентов. И это несмотря на то, что мы уже решили многие вопросы по оздоровлению предприятий. Значит, есть еще потенциал. Реструктуризация производства позволит увеличить производительность как минимум вдвое, а загрузку оборудования — не менее чем на 30-40 процентов.
А можно уже сказать, что это будут за новые холдинги?
Игорь Комаров:
Раньше времени не хотелось бы, пока еще продолжаем обсуждать. Думаю, один из холдингов может быть в области приборостроения. Еще один логично сделать вокруг перспективной ракеты-носителя «Союз-5». Уже принято решение по двигателестроительному холдингу… Есть интересные направления, и мы их развиваем. При этом считаю ненужными серьезные изменения в отношении тех холдингов, которые занимаются боевой ракетной технику и на 100 процентов связаны с выполнением заказов министерства обороны, доля которых в нашем «портфеле» довольно существенна. Об этом не принято говорить, но мы обеспечиваем не только все то, о чем мы беседовали сейчас, но также и разработку, производство и постановку на вооружение ряда новейших боевых систем. В частности, комплекса «Сармат». Это отдельная работа, и, конечно, за ней — персональный контроль со стороны руководства «Роскосмоса».
Инфографика «РГ»: Леонид Кулешов/Наталия Ячменникова
